Виктор Суворов - Выбор[Новое издание, дополненное и переработанное]
И подняло зал.
Не потому подняло зал, что все в том зале единодушно и трогательно царя любили, не потому, что все желали, чтобы кто-то хранил царя, расстрелянного двадцать лет тому назад, а потому поднялся зал, что понятие у людей выработано: русские пришли, сейчас зеркала крушить начнут. И морды. Так чтобы бутылкой по голове не схлопотать, лучше встать, пока варвары гимн слушают, пока они слезу утирают.
А дирижер в надежде на похвалу к русской ватаге развернулся: так ли громко играем, так ли яростно? Громче и нельзя — окна повылетают…
Но сконфузило дирижера. И оркестр — тоже. И мелодия как-то смялась и угасла, попримолкли музыканты. Девчонка русская махнула рукой, мол, прекратите комедию. Почему-то дирижер ей сразу и подчинился. Не удосужился на бородатого посмотреть: надо ли подчиняться?
Оглянулся неловко дирижер, что-то сказал своим, и грянула музыка победная, но никого конкретно не прославляющая.
Расселись. Распорядитель — с дюжиной галстуков: у нас, господа, так принято. Что ж, вяжут господа офицеры галстуки шелковые, атласные на истлевшие воротники гимнастерок, на рубахи, прошедшие Кубань и Каховку, Севастополь и Константинополь, Софию, Варну и Пловдив, Белград, Берлин и Париж. Красиво новенький галстук на когда-то белой боевой гимнастерке смотрится. По крайней мере, необычно.
— А что-то вы, Анастасия Андреевна, не очень гимн любите. Вам «Весь мир насилья мы разрушим» больше по душе?
— Ваше сиятельство, не мне вам объяснять, что династия Романовых покончила самоубийством. Династия не сумела удержать власть. Не захотела. Тот, кто сам отказался от короны, отказался и от своей головы. Корону всегда только с головой теряли. Не так ли? Так какого Бог царя хранить должен — который от короны и трона отрекся? Мне противно слышать загробный голос самоликвидировавшейся монархии. А вам, князь?
— Вы, Анастасия Андреевна, принципиальный противник монархии?
— Отнюдь нет. Я противник слабой монархии.
2
И разразилась пьянка. Пьянка без границ и просвета. Обрушилось на французский ресторан безумие русского кабака.
Русские угощали. Угощали всех. Угощали гостей и музыкантов, угощали директора ресторана и распорядителя. Послали такси за владельцем. Понятно, он приехал не на такси. На собственной машине. А таксист на цыпочках вошел в невиданный зал доложить, что задание выполнил. Русские угощали владельца, его жену и дочь, угощали таксиста, вызвали с улицы водителя персонального и телохранителей владельца. Им на службе пить нельзя. Но угощали и их. Они сопротивлялись, а потом под русским напором сдались и угощение принимали.
Правду надо сказать: поначалу — малыми дозами.
3
— Князь, а ведь так получилось, что угощает она.
— И что?
— Закон старый: кто народ кормит, тот и господин. Как бы она тебя, князь, с командирского места не двинула.
— А я и сам уступлю. Она — дьявол в юбке. Я давно к дьяволу заместителем хотел устроиться.
4
Позвала Настя главного распорядителя, пошепталась с ним, и скоро появился дяденька суетливый у Насти за спиной. На князя Ибрагимова Настя кивнула, суетливый князя глазом обмерил, скрылся. Потом князя пальчиком поманил в зал соседний, и весьма скоро появляется князь в костюме, в каких редко кто в Париже ходит. Рубахи белизна глаз мутит на фоне черноты костюмной и блеска штиблетов лакированных.
И выскочили ордой дикой из-за занавески портняжки парижские с ножницами да с иголками. Мигом ободранных господ обмерили, и каждому примерка прямо в зале соседнем. Туда они костюмов понатащили штабель целый. Все сшито уже, только подвернуть, только подогнать-подтянуть. А обуви выбор — как в Охотном ряду в славные времена нэпа. А уж рубах, галстуков, запонок, носков и прочего — развал целый: выбирай, господа офицеры, Жар-птица жалует всех вас одеянием парадным.
А в оркестре откуда-то балалайки появились, и цыгане уж пляшут, в бубен стучат.
Только переодеть людей… Не люблю наряжаться, но признать должен: наряд — дело серьезное. Нарядили господ офицеров и вроде в других людей превратили, благородство утраченное на лица возвращается…
Окинул князь ораву, смолк оркестр, цыгане утихли.
— А ведь Анастасия Андреевна нас могла и не понять. Нас она одела, обула, накормила, напоила, слух усладила балалайками, а взор — цыганками пляшущими. А что же мы?.. Слышал я, что славное имя Фаберже живет, а дело его побеждает… Анастасия Андреевна, мы тут с господами офицерами посоветовались, да и решили вас насадить…
5
— Товарищ Сталин, все эксперименты проведены. Наши люди стреляли по учебной цели в присутствии самых больших экспертов по убийствам. По докладам агентуры, ни один эксперт не сообразил, что же случилось. Все пошли по ложному следу, все думают, что это Мессер-невидимка работал.
— Это хорошо. Такую репутацию Мессера надо укреплять.
— Мы распространяем соответствующие слухи.
— А систему оружия СА пора применять в настоящем деле. Кого бы вы, товарищ Холованов, посоветовали в качестве боевой цели? Кого ликвидируем первым?
— Не знаю.
— Не знаете?
— Не знаю. — Дракон упрям.
— Тогда я знаю, товарищ Холованов. Первой мы ликвидируем Жар-птицу. Это вам почетное задание, товарищ Холованов.
Смотрит Дракон под ноги:
— Это задание, товарищ Сталин, выполнять не буду.
— Не будешь?
— Не буду.
Сталин ломал характеры. Сталин подчинял себе всех. Никто ему не сопротивлялся. И вот бунт. Самый верный исполнитель…
— Послушай, дорогой, если ты не будешь задания выполнять, другой не будет… А кто тогда будет? Жар-птицу все равно убьют. Раз я приказал. Ты это понимаешь, товарищ Холованов?
— Понимаю, товарищ Сталин. Знаю, что убьют. Но я ее убивать не буду.
— Садись, дорогой, вот тебе вода. Может, водки хочешь? Коньяку? — Единым глотком Дракон стакан опрокинул.
— Еще тебе?
— Еще, товарищ Сталин. Напьюсь, и делайте со мной что хотите.
— Почему ты, Дракон, ее убивать не хочешь?
— Потому что люблю.
6
Усмехнулся князь Ибрагимов, достал из кармана ленту гибкую: по белому золоту орнаментом затейливым синие цветы из сапфиров и белые листочки, бриллиантами усыпанные. Сапфиры огромные, ясные, а бриллианты мелкие-мелкие, как лунная пыль. Оттого свет дробят бриллианты сразу миллионом поверхностей, оттого лента в руке княжеской, как упавшая с неба звезда, горит, переливается, вроде не отражает свет, а сама излучает его водопадом. Змейкой в его руке та лента извернулась, сверкнула, как испанский нож при луне. Можно ту ленту — на шею, и будет ожерелье неземной красоты. А можно вокруг головы повязать, как древние славянки ремешком волосы перевязывали. Если вокруг головы — диадема получится.
Прикинул князь, оба варианта оценил и вокруг шеи обернуть даже не пробовал, застегнул замочек потайной, сделал из ленты колечко и осторожно Насте на голову возложил, как веночек из полевых цветов. Отступил на шаг оценить со стороны, и дыхание перехватило: хотел князь чем-то вроде ремешка драгоценного ее лоб украсить, а получилась корона сверкающая. А корона почему-то Настю Жар-птицу в принцессу превратила. Не императорская корона получилась, нет, а тонкий обруч, именно та корона, что принцессе на торжественный случай положена. Нет, знает князь Ибрагимов, что не принцесса она дома Романовых, знает, что графа Стрелецкого она дочка, и родословную ее знает до времен царя Алексея Михайловича, только… В ней ведь и раньше принцесса чувствовалась, только никто этого не осознал. Так бывает: не спит ночами художник, себя терзает, сто вариантов перебрал, не получается ни черта. И вот один мазок только, и осветилась картина изнутри, ожила, вздохнула боярыня Морозова, очами сверкнула, вознесла персты над головою, тронулись сани, поехали, заскрипели…
Только штрих один… Вот он, этот штрих, — над глазами-сапфирами ленты сапфировой сверкание… И — все, и непонятно, как это раньше в ней принцессу не разгадали?
Но не то князя сразило. Сообразил: корону-диадему можно снять, а принцесса останется.
Именно эта мысль не одного князя Ибрагимова сразила, но и всех господ офицеров: во главе стола сидит кто-то неземной. Нет, не принцесса она формально-официальная, царских кровей, а настоящая она принцесса, из сказки, посланная кем-то на грешную землю повелевать.
Мы так устроены, нас контрасты поражают: девочка-оборванка во главе роскошного стола в компании мужчин, изысканно одетых, огромные глаза и тоненькой лентой корона на голове.
Ротмистр лейб-гвардии гусарского полка Шевцов Игорь глаза потер и тихонько, чтобы не услышали в другом конце, по-русски удивление выразил:
— Во, зараза!
